«Офелия! О нимфа!» - эти слова из знаменитого монолога Гамлета в переводе А.И. Кроненберга с полным основанием можно отнести к произведению русского скульптора Марка Антокольского «Офелия».

М.М. Антокольский. Офелия. 1880-е. Мрамор. НГХМ, Нижний Новгород

При всем трагизме и тонком обаянии образ этой героини в своем изначальном литературном воплощении может показаться довольно скромным и будто бы лишенным потенциала к образной эмансипации. И действительно, до XIX века, пребывая в границах сугубо театральной культуры, Офелия оставалась лишь печальной тенью великолепно страдающего на авансцене героя. Только на излете эпохи романтизма, когда теневое и смутное уже получило адекватное воплощение в искусстве, Офелия начинает восприниматься как образ погибающей прекрасной души, жертвы неидеального мира. Одними из первых к Офелии, как самостоятельному персонажу, обратили свой взор английские художники-прерафаэлиты. С опорой на традиции искусства старых мастеров прерафаэлиты стремились создавать искусство глубоко национальное. Таким образом, их обращение к Шекспиру вполне понятно. Пожалуй, самое известное изображение тонущей Офелии в живописи создал Джон Эверетт Миллес. В Европе, впрочем, как и в России, в это время набирала обороты эпоха научно-технического прогресса, гремела промышленная революция, прощание с гармонией старого мира воплощалось в образах надломленности и смерти. А «смерть Офелии» одно из прекраснейших в поэтическом отношении мест в «Гамлете», к тому же образно слишком связанное с фольклорной поэтикой туманного Альбиона. 

Джон Эверетт Миллес. Офелия. 1852. Холст, масло. Галерея Тейт, Лондон

В своем романтизированном воплощении образ Офелии окончательно закрепляется в художественном восприятии эпохи вплоть до наших дней, со временем лишь обрастая ореолом загадочной женственности.

В России расширение образа этой героини началось также в изобразительном искусстве, прежде чем снова вернуться в пространство литературы. Среди прочих можно выделить работы К. Маковского и М. Врубеля. Все 1880-х годов. К эту же времени относится и скульптура из собрания нашего музея.

К. Е. Маковский. Офелия. 1884. Холст, масло. ГРМ, Санкт-Петербург

Марк Антокольский – самая значительная фигура в отечественной скульптуре второй половины XIX века. Он, пожалуй, как никто другой, смог поддержать статус этого некогда наиглавнейшего из видов изобразительного искусства. В России скульптура достигла пика своего развития в конце XVIII – первой половине XIX века в эпоху классицизма и, генетически связанная с культурой этого последнего большого стиля, оказалась не слишком отзывчива на стилевую чехарду периода эклектики. Понадобилось время, чтобы художники приспособили ее к новым образам, к потребностям новой эпохи.

И. Н. Крамской. Портрет скульптора М.М. Антокольского.

Холст, масло. ГРМ, Санкт-Петербург

Над образом Офелии художник начал работать еще в Париже, где он одно время жил, и на его решение явно повлияли парижские салоны. С потусторонним взором, с волосами, вплетшимися в камыши и водоросли рафинированная «Офелия» Антокольского подобна вилисам из балета А.Адана «Жизель» (здесь возможна перекличка двух героинь с похожей судьбой). Основание скульптуры трактовано как водная гладь с нимфеями, над которой приподнимается в балетном же томлении голова героини – впоследствии типичный символистсий прием в скульптуре. Природная пластичность и одновременно хрупкость мрамора хорошо передают и подчеркивают хрупкость самой героини, замедленную грацию ее едва уловимого движения, мясистость напитанных водой листьев кувшинок.

Культура XIX века литературоцентрична. Однако повествовательный реализм, достигнув пика своего развития во второй половине столетия, начинал клониться к своему закату. Европейские и русские художники этого времени, обращаясь к образам из богатого арсенала мировой классической литературы, нередко интепретировали их в иносказательном, символико-аллегорическом ключе. Так и в облике героини произведения Антокольского не стоит искать прямых отсылок к произведению Шекспира. Впрочем, и не нарушая логику литературного текста, Антокольский, тем не менее, создает свой пантеистически окрашенный образ души Офелии, растворившейся в природе и все же отрешенной и неприкаянной.

Но полный акварельных нюансов образ Офелии совсем не прост, особенно для такого спартански немногословного и точного в определениях вида искусства, как скульптура, и в итоге оказался полнее выраженным в искусствах сравнительно более импровизационных - в живописи и поэзии. Очевидно, художник тоже чувствовал это. Вот строки из письма Антокольского к С. И. Мамонтову от 6 февраля 1882 года: «Я теперь удивляюсь, как я мог полюбить этот сюжет, который вовсе не подходит к ряду моих остальных работ. Сюжет этот «Офелия» Шекспира». И далее: «Все шло прекрасно, и относительно выполнения и, как выражение типа Шекспира, удачно. Но впоследствии, когда я уже работал, я осмотрелся и увидел, что разных «Офелий» и «Гретхен» столько, что мне стало тошно. Правда, и тут я мог бы высказаться более сильно, чем я видал у других, и более своеобразно, но охота мне была браться за «Офелию», когда у меня есть в сто тысяч раз лучшие сюжеты, чем «Офелия», которая в сущности ничего из себя не представляет».

Не стоит удивляться словам художника. Для русского скульптора-реалиста, автора таких произведений как «Иван Грозный», «Петр I», «Нестор-летописец» и «Ермак», Офелия не могла быть ничем иным, как сравнительно недолгой прихотью, поэтическим помутнением, от которого он скоро протрезвел.

М.М. Антокольский. Иван Грозный. 1871. Бронза ГРМ, Санкт-Петербург

Его «Офелия» при всем типичном глянце салонно-академического искусства во многом созвучна творчеству поэтов Серебрянного века. Отдельные произведения А.Блока, А.Ахматовой, М. Цветаевой позже так же будут посвящены Офелии. В их поэзии образ этой героини, как культурный архетип, будет окончательно отточен и довершен. И в «Офелии» Антокольского есть уже все то, что будет составлять основу поэтики Серебрянного века: экзальтированность, утонченная чувственность, тоска о неизреченном, привкус горечи и декадентской обреченности. Таким образом, условность приемов позднего академизма оказалась адекватной условности новой, в то время только зарождающейся, эстетической реальности. Но то, что для скульптора реалиста второй половины XIX века, стремившегося к «мировым» образам, является пока только как бы выражением по наитию и следствием стороннего влияния, для литераторов в следующую эпоху станет основой образно-эстетической палитры.

М.М. Антокольский. Русалка. 1900. Мрамор. ГРМ, Санкт-Петербург

Однако много позже художник снова вернется к мотиву «Девы вод» и создаст еще одно произведение - «Русалку» (1900, ГРМ), которую можно считать вариацией на тему «Офелии».

Алексей Гурин