Текущие выставки и мероприятия
#Постоянные экспозиции
#Выставки
#Экскурсии
#Лекции
#Занятия
29 ноября 2024 — 29 ноября 2024
12+
Пластический спектакль «Бенну: Дочь фараона»
ПОСТОЯННАЯ ЭКСПОЗИЦИЯ
12+
«Искусство ХХ века. 1900 — 1920: от символизма к авангарду»
ПОСТОЯННАЯ ЭКСПОЗИЦИЯ
0+
Экспозиция «Русское искусство»
ПОСТОЯННАЯ ЭКСПОЗИЦИЯ
0+
Экспозиция зарубежного искусства
ПОСТОЯННАЯ ЭКСПОЗИЦИЯ
0+
Экспозиция зала К.Е. Маковского
Выставка
21 ноября 2024 — 12 января 2025
0+
«Фёдор Шехтель: неизвестный нижегородский проект великого зодчего»
События
Валентина Александровича Серова, вне всякого сомнения, можно назвать самым прославленным и одновременно самым сложным и противоречивым из художников рубежа XIX - XX веков. Умный, внутренне неспокойный и конфликтный, наделенный специфической чуткостью человека уязвленного, он творил в эпоху, когда от художника требовалось именно такое острое, скорее интуитивное восприятие действительности и способность ее не менее острого творческого претворения на холсте. Особой сферой деятельности этого универсального мастера был портретный жанр, который и принес ему основную славу. Один из лучших учеников Репина Серов окончательно высвободил портретный психологизм из тесных рамок узкой поджанровой разновидности передвижников, продемонстрировав необыкновенно широкий диапазон его возможных интерпретаций, и таким образом помог реалистическому портрету перешагнуть из девятнадцатого века в век двадцатый. При этом немаловажно, что в эпоху экспериментаторского бума в искусстве Серов умел сохранять твердость и обоснованность авторского высказывания даже когда оказывался на территории, казалось бы, чуждой для него эстетики. Достаточно вспомнить на редкость смелый и экстравагантный, но все же совершенно серовский портрет Иды Рубинштейн.
В.А. Серов. Портрет княгини З.Н. Юсуповой. 1903. Собрание НГХМ
Едва ли не каждый из зрелых портретов художника, даже тех, что не вызывали однозначных восторгов критики признавался значительным явлением художественной жизни России. Но это давалось непросто. Серов вообще относился к типу художника работающего трудно, на износ и сам признавался, что каждый портрет для него «целая болезнь». Изматывая себя и своих моделей долгими и многочисленными сеансами (Серову иногда требовалось до девяноста сеансов позирования), он вынуждал человека «проговариваться» о себе в непроизвольном и потому наиболее естественном и характерном для него жесте, позе или мине. Однако независимость творческого мышления и своеобразие трактовок художника нередко оборачивались самым непредсказуемым для его заказчиков образом, выявляя и обнажая в них то, что те возможно хотели бы утаить. Но, не смотря на пугающую проницательность мастера, часто уязвляющую самолюбие его моделей, среди них было немало персон из высшего общества, казалось бы особенно дороживших своим официальным лицом и репутацией, а обладать портретом от Серова было даже престижно. Это могло бы показаться удивительным, если бы не несомненный талант Серова и общие умонастроения той мятежной эпохи, выражавшиеся в крайне специфических проявлениях утонченного и экзальтированного мазохизма, как неотъемлемой части эстетического чувствования в целом.
Портрет княгини Зинаиды Николаевны Юсуповой из собрания Нижегородского художественного музея один из немногих в зрелом творчестве Серова, где естествоиспытательская отстраненность художника не так заметна или даже вовсе отступила перед обезоруживающим обаянием модели. Подтверждением тому могут служить слова самого Серова в одном из его писем к жене: «Славная княгиня, ее все хвалят очень, да и правда, в ней есть что-то тонкое, хорошее».
Род Юсуповых один из древних и благородных в России корнями уходит в средневековый Восток, а о богатстве этой семьи можно было только догадываться, так как никому не удалось его полностью подсчитать. Однако знатностью и богатством княгиня не кичилась, а понимала их только как средства для дел милосердия и благотворительности, того же требовала и от сыновей.
Невольница своего высокого положения и любви к эксцентричному мужу, она нередко была вынуждена общаться с людьми недостойными и жалкими, но вульгарность и пошлость словно бежали от нее не оставив и следа на чертах княгини даже в самом преклонном возрасте, когда уже невозможно скрыть душевные изъяны.
На долю этой прекрасной и любящей женщины пришлось много горя. Она достаточно рано потеряла свою мать, совсем молодой от тифа умерла и горячо любимая младшая сестра княгини Татьяна, с фотографическим портретом которой Зинаида Николаевна потом не расставалась никогда. А много позже произошла трагедия, которая сильно и во многом невосстановимо подорвала душевные и физические силы женщины. В возрасте 25 лет на дуэли погиб ее старший сын Николай. Ужас ситуации осложнялся тем, что княгиня, знавшая о так называемом проклятии рода Юсуповых, испытывала суеверный страх за сына и предпринимала попытки уладить конфликт. Но страшный удар оказался особенно сильным оттого, что был получен в момент, когда казалось, будто угроза дуэли почти миновала.
Однако портрет из собрания нашего музея был написан в пору относительного благополучия, когда Зинаида Николаевна была вполне счастлива, а ее красота, достигнув зрелости, так и не начала увядать.
Среди многочисленных отзывов современников о личности и внешнем облике княгини, не найти ни одного хоть сколько нибудь нелицеприятного, тогда как восторгам и проявлениям искреннего преклонения несть числа. Так, например тетка испанского короля Альфонсо XIII инфанта Эулалия, бывшая в гостях у Юсуповых в их московском доме, позже писала в своих «Мемуарах»: «Более всего поразило меня празднество в мою честь у князей Юсуповых. Княгиня была необычайно красивы, тою красотой, какая есть символ эпохи. Жила среди картин, скульптур в пышной обстановке византийского стиля. В окнах дворца мрачный город и колокольни. Кричащая роскошь в русском вкусе сочеталась у Юсуповых с чисто французским изяществом», и далее: «В жемчужных снизках, тяжелых золотых браслетах с византийским узором, серьгах с бирюзой и жемчугом и в кольцах, сияющих всеми цветами радуги, княгиня была похожа на древнюю императрицу…». В этих словах современницы, женщины тоже по своему незаурядной, важен момент эстетических и исторических ассоциаций, которые вызвал у нее парадный облик Юсуповой. Думается, что нечто подобное и даже в большей степени испытывал и чуткий к культурным архетипам Валентин Серов, особенно если брать во внимание среду, в которой происходили встречи художника и его модели. Все жилища Юсуповых были убраны великолепно и со вкусом; на всем лежала печать истории и ощущался флер роскоши былых времен. Их огромная коллекция произведений искусства, в которой преобладали работы старых мастеров французской школы, наверняка также настраивала фантазию художника на определенный лад, что не могло не сказаться на образном коде будущего портрета. Тем более, что в лице княгини мастер получил модель, в которой все, от осанки до малейших мановений рук и особенностей речи, вводило в мир зеркальных анфилад и боскетных лабиринтов. Да и красота княгини не столько классически правильная, сколь грациозная и пленительно женственная больше подходила под эстетический канон галантного века.
На рубеже веков во многом благодаря усилиям участников недавно возникшего объединения «Мир искусства», произошло новое открытие и второе рождение русского искусства XVIII и первой половины XIX столетий. Классические традиции в частности портретной живописи (а может и в большей степени портретной живописи) стали активно осваиваться и заново переосмысливаться художниками. Серов, много общавшийся с мирискусниками и представлявший свои работы на их выставках, так же не остался в стороне от этих тенденций. Собственно Серов и войдет в историю отечественной культуры во многом, как мастер сумевший увязать традиции классики с подчас дерзкими исканиями современности. И в портрете Юсуповой также ощущается попытка взглянуть на современницу через призму истории русской и европейской аристократической художественной культуры с ее особыми нормами репрезентативности, олицетворением которой очевидно и была для художника его героиня. Отсюда эта весьма характерная приподнятость и превознесенность модели, ее учтивая и слегка отстраненная улыбка эдакого русского сфинкса, словно сошедшего с портретов эпохи Просвещения. Впечатление дополняет породистая седина княгини, убранная на манер пудреных причесок придворных дам Екатерины Великой, а высокий ворот платья, выгодно подчеркивающий шею и прелестный подбородок женщины, напоминает о тесных чокерах, бархотках или шейных лентах туалетов а-ля де Помпадур.
Технически портрет Юсуповой также полон отсылок и цитат. Скорее тонкие, чем нежные градации голубого, жемчужно-серого и розового, данные на фоне оттенка слоновой кости, отсылают к утонченному и немного чопорному стилю Louis Seise (Людовик шестнадцатый). Масляная живопись Серова своей мягкостью, хрупкостью и светоносностью будто подражает дивным пастелям художников эпохи рококо: Мориса Кантена де Латура, Жана-Баттиста Перронно, Жана-Этьена Лиотара и др. Даже артистический росчерк нон-финито у нижнего края холста, дань символистской недосказанности, эстетически и атмосферно очень созвучен витиеватому слогу и изысканной каллиграфии надушенных посланий эпохи женского правления и альковной политики.
Алексей Гурин
история музея
